Не дом и не улица. Почему нынешний режим — не Советский Союз

Не дом и не улица. Почему нынешний режим — не Советский Союз

Иллюстрация: Петр Саруханов / «Новая газета». (18+) НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ КОЛЕСНИКОВЫМ АНДРЕЕМ ВЛАДИМИРОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА КОЛЕСНИКОВА АНДРЕЯ ВЛАДИМИРОВИЧА. Заботится сердце, сердце волнуется, Почтовый пакуется груз... Мой адрес не дом и не улица, Мой адрес — Советский Союз! Песня Давида Тухманова — Владимира Харитонова, 1973 Поколение нынешнего Политбюро родилось слишком поздно. Вроде бы жизнь удалась, так и написано черной икрой по красной, вроде бы и Политбюро составили, и живут, как Абрамович, и правят, как Сталин, а все равно хочется именно в Советский Союз. Но не получается: фарш невозможно провернуть назад, на выходе имеется фарс. Причем совсем не смешной. Хотели запустить машину времени куда-то в застой, а приземлились в позднем сталинизме — пожалуй, это единственная советская эпоха, с которой по степени политической ожесточенности можно сравнить современную систему. Это не СССР, это — другое. «Вы дверь перепутали» Указ о традиционных ценностях от ноября 2022 года подменил Кодекс строителя коммунизма, «Мой адрес — Советский Союз» заменен на «Я — русский!». Новая историческая общность советский народ — на «государствообразующую нацию». Бороды Маркса-Энгельса перерисовываются под растительность Дугина-Малофеева. И только ресталинизация идет, как прежде: жертвы репрессий повторно шельмуются, по политическим статьям идут их наследники. Главные звезды позднего СССР — Алла Пугачева и Геннадий Хазанов не пришлись к сегодняшнему двору (во всех смыслах этого слова). Полуофициальные звезды того же времени — БГ и Андрей Макаревич признаны «иностранными агентами». Их деятельность в советское время была полукатакомбной, но именно «полу» — официальные ярлыки не наклеивались. Могли прополоскать в «Комсомолке» статьей «Рагу из синей птицы», но не «иноагентами» же назвали. Какой же это ремейк Советского Союза, такого, который памятен еще не ушедшим поколениям. Это совсем другая система — еще более нетерпимая, озлобленная, с комплексом неполноценности, в том числе, по отношению к тому СССР. Это не тот «дом и улица» из песни Тухманова–Харитонова, «где волнуется сердце, сердце заботится» и «сегодня не личное главное, а сводки рабочего дня». „ Для нынешних главное именно «личное», причем до такой степени, что традиционная ценность из указа президента, согласно которой «духовное» выше «материального», выглядит шаржем и издевательством. Реконструкция бывшего комбината газеты «Правда». Строительный тент на фасаде здания с портретами исторических личностей и символа Олимпиады-80. Фото: Ирина Бужор / Коммерсантъ. Это люди с десятками объектов недвижимости и целыми гаражами личных автомобилей, устроившие сами себе «суверенитет» не только от мира, но и от своих граждан, учат всех остальных отказу от материальных ценностей? И заодно повышают налоги, чтобы ради амбиций сегодняшнего истеблишмента обычные россияне добровольно затягивали пояса. Вы, дорогие руководители, не туда попали, это не Советский Союз, не тот адрес, не те «дом и улица». Просто, как писал Булат Шалвович, вы «дверь перепутали, улицу, город и век». Устройство позднесоветской власти принципиально иное: недостача и дефицит материальной пищи (духовная была на уровне, а та, что запрещена, — все равно проникала, просачивалась, распространялась) компенсировался тем, что все-таки давали жить. Устанавливая правила и границы. А они были четко зафиксированы и понятны. Тех, кто не понимал, вызывали куда надо. Но хотя бы предупреждали! У них это называлось «профилактикой». Конечно, система была обречена: «Мы делаем вид, что работаем, вы делаете вид, что платите». Но это была другая система, даже по формальным признакам — числу политических приговоров и политических преследований — более вегетарианская (на своем излете, по крайней мере). «Голда Меир Буревестник» Полет на Марс как-то дополнялся не то чтобы полетом на Марс, но и не только военным освоением космического пространства. Выйти — добровольно! — на улицы люди могли, искренне торжествуя по поводу полета Гагарина, но трудно себе представить всенародное ликование в связи с вылетом «Буревестника» к ближайшему «Орешнику». (Как шутили в то застойное, но ироничное время, соединяя «Песню о Буревестнике» Горького и текущую политическую конъюнктуру: «Голда Меир Буревестник».) „ Недобитая либеральная интеллигенция, все еще иногда собирающаяся, как и полвека назад, на московских кухнях (никогда такого не было, и вот опять!), дружно ностальгирует по позднему «совку»: он предпочтительнее сегодняшнего времени. 1990 год. Фото: Альгирдас Сабаляускас, Юргайтис Р. / Фотохроника ТАСС. Тогда все хотели перемен, понимали — каких. Причем интеллектуальная обслуга власти — советники, помощники, отдельные аппаратчики — в этом смысле ничем не отличались от либеральной интеллигенции, они ею и были, они же и пробивали спектакли, фильмы и публикации. Представить сейчас в этой роли псевдоинтеллектуальную номенклатуру невозможно: они все — охранители. У них нет алиби на будущее — мол, мы гуманизировали режим изнутри. Те, былые интеллигенты у трона, — да, пытались. Эти — нет. Даже полемика в иные времена была возможна — по крайней мере, до рубежа 1970-х, когда в качестве «политических партий» выступали литературные журналы, выражавшие охранительную, почвенническую и либеральную позиции. Утраченное искусство дипломатии Странным образом, несмотря на все еще формально открытые границы, степень изолированности сейчас больше, чем во времена СССР. В сфере искусства, науки, образования — точно. Никаких обменов учеными и студентами, никаких громких выставок «Париж–Москва» и «Москва–Париж». А меняли не только «хулигана на Луиса Корвалана». Можно ли себе представить, чтобы перспективный сотрудник администрации президента РФ был бы направлен на учебу с США? Но такую стажировку в 1958–1959 годах проходил, среди прочих, Александр Николаевич Яковлев, в то время аспирант Академии общественных наук, а до этого и после — инструктор ЦК. Классик советской социологии, а в будущем основатель Европейского университета в Санкт-Петербурге Борис Максимович Фирсов в 1967 году проходил стажировку в Лондонской школе экономики и в Службе изучения аудитории Би-би-си. Прямо в дни Карибского кризиса в США находилась советская делегация, приехавшая в Штаты дискутировать в рамках так называемых Дартмутских встреч, постоянного механизма общения представителей журналистики и науки двух стран. В делегацию, например, входили знаменитый журналист Юрий Жуков и писатель Борис Полевой. Абсолютно непредставимая ситуация сейчас (Кирилл Дмитриев не в счет). Эффективность контактов поддерживалась открытыми дипломатическими каналами и постоянными переговорными треками по разным проблемам, пусть и конфликтным. И в высокой степени, особенно в случае отношений с США, — секретными каналами, так называемыми back-channels. Линия постоянных контактов, чаще всего личных, между послом СССР в США Анатолием Добрыниным и помощником президента по национальной безопасности, а затем и госсекретарем Генри Киссинджером позволяла снимать напряженность в отношениях и недопонимание в принципиальных вопросах. Не говоря уже о личной корреспонденции первых лиц и организации визитов на высшем уровне с подписанием важнейших для мира соглашений. Ничего этого нет и в помине — искусство такой дипломатии, предполагающей и добрую волю, и профессионализм, и ответственность за судьбы мира (это не пафос, а прагматическая категория), утрачено. Назад, в «Клуб кинопутешественников»! Ресталинизация брежневского времени была бархатной, на уровне поддержания конвенции молчания и недомолвок. Нынешняя ее версия гораздо более истеричная, агрессивная, крикливая и жесткая. Историческая политика в частности, а значит, и де-факто существующая государственная идеология в целом, опираются на коллективную амнезию по отношению к сталинскому периоду, мифологизацию позднего СССР как еще одного образца для подражания, своего рода глянцевой ретроутопии, и стигматизацию периодов «слабых» правителей — Хрущева, Горбачева, Ельцина. „ Сам язык, с помощью которого государство через своих телевизионных посредников обращается к нации, по своему развязному вокабуляру и обиженно-озлобленной тональности ближе к словарю сталинской эпохи, нежели позднесоветской. Опять же вспомним телевизионных кумиров поздней советской эпохи: это Валентина Леонтьева (программа «От всей души» и, конечно, передача «Спокойной ночи, малыши!»), Александр Бовин («Международная панорама»), Юрий Сенкевич («Клуб кинопутешественников»), Сергей Капица («Очевидное-невероятное»), Василий Песков, Николай Дроздов («В мире животных»). Ну и многие другие: никаким людям/форматам типа Соловьева/Скабеевой места на советском телевидении не нашлось бы. А за те слова, которые открыто произносятся в эфире, партбилеты положили бы на стол и получили бы взамен волчьи билеты все причастные к подготовке такого рода программ. Фото: Дмитрий Духанин / Коммерсантъ. В эпоху позднего СССР с точки зрения восприятия страны и ее людей на Западе и в целом в мире «советский» не означало «токсичный», а в нынешних обстоятельствах получается так, что наоборот. Так к «великой державе» не относятся, значит, быть может, и держава нынешняя не великая? Когда напротив российских фамилий и российских граждан на конференциях и семинарах ставят слово «international», первый и естественный импульс — возмутиться. Я представляю свою страну, причем не в логике «права она или не права, но она моя», а в логике — моя Россия не равна России Путина, и нечего Кремлю подыгрывать, признавая важный для него тезис, согласно которому это одно и то же. Но с подобного рода отношением ничего не сделаешь — так страну воспринимают за ее пределами. Со спортом и так все ясно. Сравнимы ли в этом смысле авторитет позднего СССР и репутация современной России? Пусть танцуют... представители ансамбля «Березка» Масштабные до безумия проекты типа поворота сибирских рек, к которому всерьез готовились власти и с которым бились не на жизнь, а на смерть экологи, — верный признак упадка режима. Таких проектов на финише советской власти было немало, все они описывались метафорой тогдашних авторов прогрессивного (при Горбачеве) журнала «Коммунист» Егора Гайдара и Виктора Ярошенко — «нулевой цикл»: деньги в буквальном смысле закапывались в землю, в платоновский «Котлован». Нет ничего удивительного, что именно сейчас возродилась когда-то закопанная (в буквальном смысле) идея высокоскоростной магистрали Москва — Санкт-Петербург и обнаружился план тоннеля имени Путина–Трампа под Беринговым проливом. Это набор мифов (о великих стройках, которые в 1930-е были сданы западными спецами под ключ) и технология подражания советскому периоду, выглядящая карикатурно. Как, например, идея Сергея Шойгу устроить проект «Места для жизни» с экспедиционным поиском мест, приспособленных... для жизни, чтобы туда кого-то заселять. Опыт больших акций вроде бериевских переселений народов или комсомольских строек с релокацией рабочей силы не дает покоя нынешним начальникам. Вот в этом смысле их деятельность действительно похожа на советскую. А советская мифология и в самом деле весьма устойчива — плановая экономика и политическая система СССР в недавний более спокойный период политической истории России в восприятии россиян были вне конкуренции. И только мобилизационная (в психологическом смысле) волна СВО подняла все лодки современной политической модели, резко повысив ее популярность: другого режима у нас для вас нет, принимайте то, что имеется, — с этой логикой властей средний обыватель на всякий случай охотно согласился. Сегодняшние респонденты социологов даже Соловьева считают «журналистом», причем главным в стране. И это многое объясняет — в стране, в доминирующем здесь дискурсе, в ментальном состоянии нации. Происходит необратимая и не всегда объяснимая порча нравов и вкусов. Уж лучше вернуться тогда в Советский Союз, к маме и папе, к саундтреку эпохи — пусть звучит баритон Сенкевича, заставка к «Международной панораме», поет какая-нибудь «Песня-1972», а еще лучше и дальше во времени — Мондрус и Кристалинская. Шаман с Симоньян и ораторы Госдумы тогда отсутствовали... Выставка Пикассо в Москве, 1956 год. Фото: Эммануил Евзерихин. P.S. О путешествии в будущее в прошедшем В 1956 году на открытии выставки Пикассо началась давка. Людей, для которых собрание работ художника было символом открытия не столько выставки, сколько мира, успокоил Илья Эренбург: «Вы ждали этого момента двадцать пять лет, подождите еще двадцать пять минут». Интересно, сколько еще должно пройти времени, прежде чем мир снова откроется нам? Если отсчитывать от 2025 года — до 2050-го? * Внесен властями РФ в реестр «иноагентов».

Взято с novayagazeta